Вышел Эрик из тумана, вынул рельсу из кармана.
II-30
Ватсон/Холмс. Прогулка по ночному Лондону без денег, т.к. Ватсон всё проиграл. Неожиданная гроза, спрятаться негде. Пока добегают до дома, промокают насквозь. Это им кажется веселым как в детстве, но в какой-то момент всё становится серьезным. Пожалуйста эмоции и мало диалогов. Секс. Можно неловкий, может первый /учитывая эпоху/. NC-17, NH!
Ватсон/Холмс. Прогулка по ночному Лондону без денег, т.к. Ватсон всё проиграл. Неожиданная гроза, спрятаться негде. Пока добегают до дома, промокают насквозь. Это им кажется веселым как в детстве, но в какой-то момент всё становится серьезным. Пожалуйста эмоции и мало диалогов. Секс. Можно неловкий, может первый /учитывая эпоху/. NC-17, NH!
Слушайте, а это сильно важно, кто актив? Просто автор косо просмотрел заявку, и, если вас не устраивает, что Холмс сверху, лучше не читайте"Jeu de hasard" [Игра случая]
Казино. Дом порока, где опустошение кошельков происходит куда чаще, чем их наполнение. Здесь нет места для зевак, которым охота рвать глотки, как на бойцовском ринге. Здесь совершенно спокойные молодые люди и порою нервничающие почтенные джентльмены поглаживают кончиками пальцев уголки врученных им карт и бросают короткие, но весьма выразительные взгляды на своих соперников. Этими же пальцами в следующее мгновение они вцеплялись в стол, выпученными глазами наблюдая за тем, как перекатываются по зеленому сукну кости после того, как отскочат от стенки, и что-то неистово шепча. Они сжимают руки в кулаки и молятся вполголоса, не отрывая взгляда от белого шарика, перепрыгивающего с числа на число. В глазах их безумный азарт.
Среди всего этого сборища Холмс выглядел статуей. Статуей довольно привлекательной, с правильными чертами лица и гладко выбритым подбородком, но вместе с тем невероятно апатичной. Он не понимал, как можно тратить на такое деньги, не понимал этого жадного блеска в глазах, когда количество разноцветных фишек, состоящих из глины и пластика (об этом писали в газетах менее чем десять лет назад), рядом с человеком становилось все больше, не понимал этого азарта. Свой азарт он находил в другом, единственной его страстью были расследования.
Почти отстраненно он размышлял о том, что весной (на дворе была середина апреля) совершается больше всего преступлений из-за любовных интриг, измен и ревности. Это статистика. Весной потребность в любви и романтике у людей резко возрастала, доходя до небывалых высот. Этого Холмс тоже не понимал. Но, тем не менее, раскрыл уже пять дел, четыре из которых касались взаимоотношений между женами и мужьями, между любовниками и… было даже дело, где клиент убил проститутку, потому что влюбился в нее и не смог жить, зная, что она продает себя другим.
-Он обобрал меня до последнего пенни! – возмущенно воскликнул Ватсон, отходя от стола. – Я был уверен, что победа в моих руках, но тут…
Холмс размышлял о том, что так, наверное, думали многие азартные игроки. Глупо было убеждать их в том, что пора перестать играть или что это все лишь случайность. В конце концов, это и есть случайность. От слова “случай”. “Игра случая”, как говорят об этом французы.
Поэтому Холмс не стал убеждать Ватсона ни в том, ни в другом. Он просто положил руку ему на плечо и мягко предложил:
-А не прогуляться ли нам по Лондону?
Ватсон бросил взгляд на стол, обтянутый зеленым сукном, затем отвернулся и кивнул.
Он был благодарен Холмсу за то, что тот не стал ехидничать (“Такого исхода следовало ожидать”) или вставлять к случаю какое-нибудь восклицание вида “О, сколь губителен азарт!”. Он просто предложил им забыть об этом. Безмолвно.
Холмс взял его под руку, и Ватсон чуть улыбнулся чему-то, кажется, начиная успокаиваться. Воздух был прохладный, но не более: не пробирал до костей и не заставлял ежиться. Постепенно злость от поражения отступила, и то, что он проиграл все деньги, которые взял с собой, перестало его тревожить. Подумаешь, им не светит кэб, потому что у Холмса пусты карманы и платить будет нечем, зато у них есть возможность прогуляться по ночному городу в обществе друг друга. В последнее время его деятельный друг был занят какими-то опытами, поэтому не следовало приглашений ни в оперу, ни в театр, ни в ресторан. Конечно, Ватсону было чем заняться, и он находился рядом с другом во время расследований, но, согласитесь, неспешная прогулка и наблюдение за тем, как сыщик ползает по полу, изучая улики, - это совершенно разные обстоятельства.
Они оба молчали: Холмс, казалось, что-то обдумывал, и Ватсон не хотел ему мешать, сбивать его с мысли. Ему это нравилось. Вот так просто идти рядом с Холмсом, никуда не торопясь, не обсуждая по дороге факты и умозаключения касательно очередного дела. Из головы вылетели все мысли: о пациентах, о работе в принципе, о зарисовках (он еще не садился за стол, чтобы красивыми словами описать два последних дела), о казино, игральных костях… Словом, обо всем. Только он и Холмс, под руку, на улицах их родного Лондона. Он понимал, что наслаждается этим, и с трудом сдерживался от того, чтобы сказать об этом спутнику. Что за телячьи нежности?
Вдруг краем глаза Ватсон заметил вспышку. Он чуть нахмурился и обернулся к другу:
-Холмс, вы видели?
-Что видел? – мотнув головой, сгоняя с себя задумчивость, поинтересовался тот.
-Вспышку, - нетерпеливо пояснил доктор.
-Фотоаппарат?
-Нет же, в небе!
Явление повторилось, и на этот раз Ватсон отчетливо увидел, что это была молния. Холмс задумчиво хмыкнул что-то себе под нос.
И в тот же момент начался дождь. Ватсон охнул и передернул плечами: несколько капель попало ему за шиворот рубашки. Холмс весело улыбнулся:
-Что ж, Ватсон, я предлагаю нам спасаться бегством.
И, не сговариваясь, они бросились бежать.
По расчету Холмса, который, несмотря на бег, говорил довольно ровно, до Бейкер-стрит прогулочным шагом можно было добраться за двадцать минут. Учитывая бег, десять. Но даже за десять, с паузами недовольно ответил на это Ватсон, они успеют промокнуть до нитки.
Так оно и оказалось. Но пока они бежали, Ватсон, поглядывая на друга, успел заметить, что тот улыбался. Причем не ехидно (как это обычно бывало), не снисходительно (как при разговоре с Лестрейдом, при объяснении ему “простой цепочки умозаключений”), а по-мальчишески задорно. И от этого у него самого расплылась улыбка едва ли не до ушей.
В дом они вбежали, хохоча чуть ли не до слез. Оба – промокшие насквозь, с волос капает вода, одежду можно было выжимать вместе с ними.
Ватсон всхлипывал, пытался сделать серьезное лицо, но потом снова начинал безудержно хохотать. Он и не помнил, когда в последний раз попадал под дождь. Оказывается, это невероятно весело. В детстве он часто оказывался в “поднебесном душе” и стремился остаться так подольше, пока заботливая мать не кричала, чтобы он поскорее возвращался в дом. Она очень боялась, что он заболеет. И он прекрасно знал, что не беспочвенно боялась.
Ватсону захотелось спросить, бывало ли такое с Холмсом (честно говоря, он вообще не мог представить, каким был в детстве его ехидный друг, не знавший о Копернике, открывшем, что Солнце вертится вокруг Земли), но ему почему-то показалось, что это слишком личное, и он промолчал.
Наконец, отсмеявшись, доктор заметил:
-Знаете, Холмс, все это, конечно, просто замечательно, но нам надо переодеться.
-Да и вытереться бы не помешало, - глаза Холмса все еще смеялись, когда он поддакнул, одобряя идею. Выглядел он с прямыми волосами вместо своих растрепанных прядей довольно необычно, но от этого не менее очаровательно.
Они поднялись по лестнице, нашли полотенца, и Ватсон машинально пошел вслед за Холмсом, когда тот направился в свою комнату.
Едва мокрая рубашка была снята, по спине доктора прошли мурашки: в комнате было немного прохладно, к тому же, ткань липла к телу. Он принялся яростно растираться полотенцем.
Между тем Холмс, избавившись от рубашки, скользнул взглядом по обнаженной груди друга и оторвать его уже не смог. Комната была освещена, горел огонь в камине (наверняка разожгла миссис Хадсон), и гладкая кожа поблескивала и как будто манила к себе. Внутри появилось какое-то волнующее чувство, сильнее забилось сердце. Сыщик сглотнул, пожалуй, чересчур громко и опустил взгляд, начав борьбу с пуговицами на брюках.
Ватсон, в свою очередь, услышав этот звук, обратил внимание на Холмса. Он и раньше видел его обнаженным, можно было даже сказать, что это случалось не так уж редко, если “гениальный ученый” снисходил до разрешения заняться своими ранениями. А, так как он был большим авантюристом, ранений у него было немало. Плюс то, что доставалось от противников на ринге. Но сейчас доктор взглянул на это как-то по-другому. Иначе. Он отметил несомненную красоту и выделяющиеся мышцы. Ватсон полагал, что Холмс, несмотря на наркотики и табак, держал себя в отличной форме (феномен при таком регулярном отравлении своего организма). Вдруг захотелось прикоснуться, погладить, ощутить кончиками пальцев. Неровно выдохнув, Ватсон тоже занялся оставшейся одеждой.
Когда и брюки оказались на кресле, в сомнительной близости от камина, жар которого мог бы их высушить, мужчины посмотрели друг на друга. Каждый видел в глазах другого отражение собственных чувств: смущение, растерянность и смутное, еще только зарождавшееся желание.
Холмс медленно подошел к Ватсону и робко погладил по его щеке. Не встретив сопротивления, открытого протеста, спустился к подбородку, провел большим пальцем по нижней губе.
Доктор замер, казалось, даже перестал дышать. Ему не было противно, нет. Он прислушивался к новым ощущениям. Кожа Холмса была немного шершавая, а еще он помнил, как в день их встречи сыщик с легкостью проколол себе палец ради эксперимента. К сожалению, временами он был невероятно безответственным по отношению к собственному телу. Ватсон чуть приоткрыл рот и облизнулся, коснувшись языком пальца, что вызвало у Холмса судорожный вздох.
-Ватсон, я никогда… - вдруг тихим, слегка дрожащим голосом произнес он, опуская руку, и внимательно посмотрел на доктора. Он волновался, это было видно, и его нельзя было в этом винить. Они оба волновались.
Ватсон кивнул и прижался губами к губам Холмса. Губы Холмса были сухими и потрескавшимися, но это не значило, что касаться их было неприятно. Вовсе нет.
Холмс чуть приоткрыл рот, предлагая, почти маня, но ничуть не настаивая. Ватсон действовал осторожно, словно имел дело с очень хрупкой вещью. Он проник языком внутрь и коснулся языка Холмса. По телам обоих прошла волна жара. Поцелуй становился все более жадным, и доктор не заметил, как друг перехватил инициативу, лаская его язык своим, обхватив руками его лицо.
Ватсон не осознавал, что его осторожно подталкивали к кровати, пока не запнулся за нее, вздрогнув, и не упал, увлекая за собой Холмса. Он чувствовал себя немного неуютно, и… черт возьми, это было смущающе: лежать в одном белье перед Холмсом, который весьма недвусмысленно на него смотрел.
Холмс с трепетом провел руками по его груди, животу и бедрам и остановился там, на уровне белья. После чего поднял голову, спрашивая взглядом: можно ли... Ватсон немного поколебался и кивнул.
Холмс положил руку на его член и нерешительно погладил. Ватсон тихо застонал и вскинул бедра, поощряя. Видеть такую реакцию было приятно, страх сделать что-то неверно немного отступил, и мужчина увереннее обхватил возбужденную плоть, двигая по ней рукой. Доктор толкался в руку и постанывал, сжав зубы, словно стеснялся открыто выражать удовольствие. Впрочем, так оно и было.
Когда до разрядки оставалось совсем немного, Холмс вдруг остановился и дотронулся пальцами до его ануса. Ватсон застонал, недовольный остановкой в такой момент, но, ощутив прикосновение, замер, не уверенный в том, что ему следует делать.
-Я хочу вас, Ватсон… - хрипло проговорил Холмс и замолчал, будто предоставляя возможность дальнейшее продумывать партнеру. – Пожалуй, нам надо нечто вроде…
Он не знал, какое слово было бы лучше здесь употребить и стоило ли вообще это делать, но…
-Оближите их, - коснувшись пальцами губ доктора, попросил Холмс. Невероятно сложно было терпеть, сдерживать себя и свое возбуждение, особенно наблюдая, как извивался Ватсон, слушая его стоны, а теперь ощущая, как он проводил языком по пальцам, смачивая их своей слюной.
Холмс забрал пальцы и ввел один из них. Ватсон ощутимо напрягся, и мужчина стал поглаживать его второй рукой по животу, успокаивая, заставляя расслабиться. Потом начал медленно двигать пальцем внутри. Вскоре был добавлен второй, затем и третий, и в какой-то момент Ватсон поймал себя на том, что сам двигался к ним, жаждал каждого их проникновения.
С судорожным вздохом Холмс вытащил пальцы и приставил член к анусу, вновь посмотрев на Ватсона с немым вопросом. Тот кивнул, и Холмс, стиснув зубы, стараясь не сорваться, стал медленно входить. Оказавшись внутри полностью, замер, давая время привыкнуть и себе, и Ватсону. Его накрывало с головой, хотелось скорее, резче и чаще, чтобы искры сыпались из глаз, чтобы дыхание срывалось при каждом движении, чтобы кружилась голова.
Сердце бешено колотилось в груди, когда Холмс почти вышел и снова вошел, медленно, не желая причинять боль. Затем еще раз и еще раз, постепенно начиная двигаться без остановки, прижимаясь телом к телу, тяжело дыша и покусывая губу. Член Ватсона терся о его живот, и Холмс терял голову, и стонал, громко, непристойно, не задумываясь о том, что он, они оба могут разбудить миссис Хадсон (если она, конечно, спит), не думая вообще ни о чем, сливаясь в единое целое, прогибаясь, содрогаясь в оргазме…
Они с трудом нашли в себе силы добраться до ванны и смыть следы, оставшиеся после этого изумительного (первого в их жизни) чувственного опыта.
Крепко обнимая Ватсона и почти засыпая, Холмс думал, что выражение “игра случая” можно было применить не только к азартным играм…
С замиранием сердца читал
Спасибо, автор!
Валяють и подрыгиваю лапками )))))
Ему это нравилось. Вот так просто идти рядом с Холмсом, никуда не торопясь, не обсуждая по дороге факты и умозаключения касательно очередного дела., а вот это очень тепло и нежно.
Гость
Может быть, и так, отрицать не буду, но и соглашаться не стану, у каждого свое виденье ситуации. Тем не менее, спасибо за то, что поделились своей точкой зрения.
Рад, что указанный момент вышел теплым и нежным, я старался передать в строчках о прогулке как можно больше положительных чувств и эмоций.
очень даже получилось ) как я и хотел, правда! )...
быстро сдавшийся Ватсон? - хм... я бы тож быстро сдулся в своих сопротивлениях любимому )))
но да, как читателю, мне бы хотелось, чтобы он ломался дольше, чтобы продлилось удовольствие
автор сам читает и, думаю, понимает о чем мы ; )
00:46 Гость а я совсем не удивился ) меня даж пропер ход мысли Холмса! )))
ха! да, прикольно представить фотолюбителя тех лет )))) бегающего с "мыльницей" по городу )))
Холмс выглядел статуей. Статуей довольно привлекательной, ...... но вместе с тем невероятно апатичной
пишите еще
и все-таки в каких позах находились герои сего произведения, это вопрос теперь не будет давать мне покоя
но это такие милые мелочи по сравнению с радостью от того, что выполнили мою заявку!
10:24 Гость, не-не, фотоаппарат оч здорово вписывается!
не апатичная статуя - ха-ха ))) наверное статуя с интересной мимикой и позой )))
заказчик )
сорри, но их там вообще быть не могло. эпоха не та. кальсоны, а не трусы.
но вопрос остается, да.)))) куда они пропали))
КАК?! объясните!))
А понравилось, что они у вас такие книжные получились) Словно гибрид Ричи и Конан Дойла)
Мне думалось, что понятно, что белье, о котором идет речь, кальсоны и есть. Нижнее белье, в смысле, да, именно оно. И вот как раз после этого абзаца, после того, как Ватсон кивнул, они и были сняты.
Ох, теперь, наверное, последует вопрос, когда исчезли трусы Холмса...... ><В каких позах они были... Тоже, по-моему, вполне понятно, если написано, что Ватсон упал на кровать и утянул за собой Холмса. Следовательно, Ватсон лежал на кровати на спине, а Холмс был сверху, на нем.
С фотоаппаратом и правда могло выйти тупо, но я же и не отрицаю, что тогда был тот самый фотоаппарат, который фигурирует в самом начале фильма. Может, кому-то захотелось сделать фотографию ночного Лондона. Простую жизнь лондонцев. Как они прогуливаются по улицам весенней ночью. Взял, притащил эту всю вот аппаратуру и фотканул один-два раза.
Или для газеты надо было. "В Багдаде, гхм, в Лондоне все спокойно Пока".Ну, чего уж теперь говорить, раз все эти моменты оказались не в кассу и непонятны, значит, мои ляпы, ошибки.
у нас есть новое дело!
автор, я в этом месте: После чего поднял голову, спрашивая взглядом: можно ли... Ватсон немного поколебался и кивнул. думал, что кивок относился к троганию члена.
12:08 Гость
не-не, фотоаппарат оч здорово вписывается
КАК?! объясните!))
мне понравилось, что Холмс так неординарно мыслит, что думает не о природных явлениях, а о новом
так что мне оч понравилось )
15:28 Гость Это Блэквуд за ними шпионил
хотя постельная сцена такая себе вполне в духе "такое мы уже где-то читали". немые вопросы в глазах. осторожности. три пальца. хотелось бы больше лихорадочности. с другой стороны, мы же не хотим, чтобы с ватсоном обращались небережно)
но начало такое завораживающее.
спасибо, пишите еще)
присоединяюсь, пишите еще))